Если мы потеряем корни нашей культуры, не сможем расти дальше. Именно поэтому я и создал музей. Я видел, как меняется скейтбординг практически каждое десятилетие, особенно это заметно в новом тысячелетии. Сейчас все очень доступно: пришел в магазин, купил доску, покатался, сломал, купил новую.
У нас были другие отношения с доской: как ты к ней относишься, так и она к тебе.
Основной идеей было собрать «наши» доски, чтобы современные тинейджеры посмотрели и удивились тому, на чем мы катались. Первый культурный шок был именно таким: «На этом можно было кататься?»
Об идее создания музея узнали мои друзья-скейтеры по всему бывшему Союзу, начали выходить на контакт и делиться артефактами. Сейчас у нас более 700 экспонатов: причем не все они «выходцы из СССР». Без истории развития мирового скейтбординга не было бы истории советской, поэтому у нас есть и американские, и европейские скейты.
Если ты не знаешь истории, того, что любишь и чем занимаешься, ты не можешь любить это искренне. В этом вся суть. Для меня музей — это Нарния. Ты открываешь дверь в шкаф и погружаешься в абсолютно другой мир. Это не мир прошлого, потому что скейтбординг невозможно воспринимать в прошедшем времени, он существует вне времени и пространства.
Мне приятно, когда люди приходят и получают удовольствие от познания нового. Особенно интересно смотреть на тех, кто никогда не был связан со скейтбордингом: у них начинают гореть глаза, появляется неподдельное удивление. Еще приходят мои ровесники со своими детьми и говорят: «О, я на таком катался!» У человека сразу — бум! — буря эмоций и воспоминаний!
Экспонаты в музее — свидетели истории, у которых может не быть аналогов. Самое важное, что каждый скейтборд уникален, потому что каждая доска — это история человека и скейтборда. И она уникальна, двух одинаковых историй не бывает. Экспонаты «разговаривают», они рассказывают свою историю.
По приглашению Глеба мы в этот мир решили заглянуть. Дорога туда совсем не напоминает путь в классический музей, когда отчетливый стук каблуков разлетается эхом по просторному светлому холлу. Наоборот, мы как будто идем по старому подъезду, в недрах которого скрывается что-то загадочно-манящее. Моя внутренняя отличница ликует: наконец-то немного опасности!
Глеб открывает дверь, и я наконец попадаю в Нарнию. Как Люси в книге Клайва Льюиса, зачарованно смотрю по сторонам и пусть и не подаю виду, но пытаюсь «услышать» истории этих скейтов. Вот оно, настоящее волшебство: здесь некогда любимая доска превращается в настоящее искусство. И если это не магия, то что?